Фэнтези 2007 [сб.] - Алексей Пехов

Ван Гариц молча покачал головой.

Теперь ему предстояло объяснить свой отказ и не оскорбить при этом страшных лесных колдунов, которые полагают свою грязную работу наиважнейшим в мире делом. Наконец он произнёс с видимым сожалением:

— Я не могу. Меня зовёт долг перед страной и людьми. Я не имею права бросить тех, кто зависит от меня. Но я никогда не забуду этих дней и того, что я видел здесь.

Граф поднялся, оглядел своё пока ещё невеликое войско. У одного из солдат висел на перевязи охотничий рог.

— Труби сбор, — приказал ван Гариц. — Пусть все знают, что графская охота закончена. За мной! — Ван Гариц ещё раз отсалютовал молча стоящим мужикам и направился к тропе, расположение которой он знал теперь очень хорошо.

Лишь когда вооружённые люди скрылись за деревьями, углежоги стронулись с места, негромко переговариваясь, начали стаскивать в кучу тела погибших, чтобы дожечь их по-человечески и развеять прах, отпустив на волю грешные души.

— Деда! — с обидой спросила Золица. — Почему он ушёл? Неужели он так ничего и не понял?

Серый старик долго молчал, затем проговорил медленно и веско:

— Он всё понял. Но он действительно не мог остаться. Здесь ему пришлось бы стать одним из нас, а он слишком привык быть единственным.

— Но он не вернётся войной, не приведёт, как собирался, солдат и приказчиков?

— Нет. Он храбр и не отступил бы перед силой, но он слишком привык преклоняться перед властью, и сейчас ему показалось, что он встретился с властью большей, чем его собственная. И он испугался.

— Деда, но ведь есть разница между властью над огнём и властью над живым человеком!

— Для него — нет. Он отравлен, угорел в чадных дворцах и не знает, что такое своя и чужая свобода.

— Жаль... — последнее слово никто не произносил, оно прозвучало само.

Легенды, песни и трагедии великих драматургов донесли потомкам историю несчастливой любви графа ван Гарица и лесной колдуньи Золицы. И пусть занудливые историки доказывают, что ничего подобного не могло быть, поскольку именно в ту пору шли переговоры о династическом браке между ван Гарицем и принцессой Элизой Райбах. Объединение царствующих домов положило начало великой империи. А небывалые льготы и особое положение Огнёвской пуши вызвано всего лишь острой нехваткой угля в молодом государстве. Политика, экономика, династические интересы... При чём здесь любовь?

«Уголь жгли и в других местах, давно уже безлесных, — возражают несогласные, — а огнёвцы, несмотря на все льготы, лес свой не спалили до нынешнего дня. И главное — там, в лесных посёлках, встречаются порой люди с пепельными ресницами, каких не сыщешь среди законных наследников императора Гарица Первого».

Спору этому сотни лет, и конца ему не будет, потому что, вопреки очевидному, людям хочется верить не в политику и не в экономику, а в любовь.

Наталия ОСОЯНУ

"Перо из крыла феникса"

В ослепительно синеющей дали — тонкая, как лезвие бритвы, граница между двумя безднами. Звон в ушах — отражение смеха; это солнце смеется над букашкой, червем никчемным, что дрейфует без руля и без ветрил.

Его руки онемели от напряжения и вот-вот упустят спасительное, но предательски скользкое бревно. Он видит, как над водной гладью парят призраки — прозрачные руки то и дело тянутся, норовят схватить, утащить за собой. Беззвучно шевелятся их тонкие губы: разве ты не настрадался вдосталь ? Разве не просил всех богов, в которых верил и не верил, о встрече с нами ? Так вот мы, здесь. Просто протяни руку — и все закончится.

Просто... протяни... руку...

Он многое мог бы им рассказать и объяснить, но язык его неподвижен, как дохлая рыбина. Рассудок — или то немногое, что от него осталось, — издевательски хохочет, и смех эхом гуляет под сводами пустого черепа. Тс-с, тише! А не то из глубины поднимется смертоносная тень с восемьюдесятью щупальцами и утянет туда, где Морская царица и Великий Шторм кружатся в вечном танце. Там рыбы быстро принарядят нового гостя и устроят украшением на коралловом деревце — маленьким белым скелетиком...

Нетерпеливый призрак скользит над водой, все ближе и ближе. Знакомый суровый взгляд из-под насупленных бровей, грозно топорщатся жесткие усы — а широкая ладонь, испещренная шрамами, уже совсем близко. Вот-вот схватит за шиворот, точно котенка, и утащит!

... от страха он отпускает бревно.

Тотчас соленая вода накрывает с головой, даруя облегчение и боль, неся прохладу обожженному лицу и разъедая раны. Он кричит, захлебываясь в собственном страхе: нет, нет, еще слишком рано! Яне хочу к Морской царице! НЕТ!!!

Он неуклюже барахтается, словно только-только научился плавать, и вечность спустя вновь хватается за вожделенное бревно — а потом понимает, что окончательно сошел с ума.

На бревне появляются два глаза, которые смотрят очень сочувственно...

— Тако! Эй, шкипер! Глянь, какую интересную рыбу я поймал!

Полное безветрие закончилось; норд-ост крепчал, и Тако не торопился обернуться на оклик помощника — прежде всего следовало проверить, хорошо ли затянуты узлы. Если нагрянет шторм, их старой шхуне придется несладко: прошлая буря сильно потрепала «Верную», и мачта едва не сломалась. Тако хорошо знал предел возможностей своего кораблика; шхуна, в свою очередь, доверяла капитану и знала, что он не забудет все приготовить должным образом.

«Мы с тобой столько штормов прошли, что иному боевому фрегату не снилось, да? Не грусти, малышка — вот вернемся в порт, и ты сможешь отдохнуть...»

Шхуна прочитала его мысли и ответила образом родной гавани: утреннее солнце золотит крыши рыбацких хижин, волны ласково шепчутся с деревянным причалом, легкий бриз колышет мачты маленьких кораблей.

— Шкипер, ты бы поспешил, а то рыбка сдохнет!

— Кракен тебя побери... — зарычал Тако и осекся. Здоровяк Унаги держал за шиворот утопленника — точнее, еле живого от ран, усталости и солнечных ожогов мальчишку. — Проклятье, Унаги! Что тебе стоило сегодня спать за работой, как ты обычно делаешь? Спать, а не смотреть туда, куда не надо, и уж подавно не ловить такую рыбу!

— Шкипер... — Матрос остолбенел.

— Дубина. — Тако сплюнул за борт. — Забыл, что случилось перед самым нашим отплытием?

Унаги считали туповатым и недалеким увальнем, способным только перетаскивать тяжести и заливать пиво в бездонное брюхо, однако шкипер достаточно долго наблюдал за матросом, чтобы понять: на самом деле здоровяк хитер и изворотлив, а дурачка изображает потому, что с невеликого умом и спрос невелик.

— Ты о башне, да?